- Дядя! - возмущённо воскликнула княжна, - ты неосмотрителен. Эти бродяги набрали слишком много черенков шишко-ягоды. Да и помимо этого, ещё разных экзотов понабирали. Разве ты им разрешал брать черенки злой колючки, что прикрывает наш замок со стороны озера?
- Да брось ты, племянница, - благодушно откликнулся князь, вальяжно развалясь у камина с кубком в руке.
- Всего то два-три небольших короба. На пару лошадей поклажи. С учётом опилок и льда засыпки, ну, сколько там может оказаться саженцев. Ну, десять, ну, двадцать. Не более. Нам это не страшно. Пусть им.
- Дядя! Там не саженцы! Там черенки! И в этих, как ты их называешь «небольших» коробах, по десять тысяч черенков в каждом. А это, в потенциале, сорок тысяч плодовых кустов шишко-ягоды. И не дичка, а нашего родового сорта, нигде более не встречающегося.
- И это уже потенциальный конкурент. Даже если у них приживётся не всё, то и половины этого более чем достаточно, чтобы потеснить нас на рынке дешёвого вина.
- Девочка, ты ошибаешься. Этого не может быть. Да где они там поместятся. Сама посуди. Один черенок, да длиной семьдесят один сантиметр….
- …Длиной пять-десять сантиметров, дядя, - перебила его княжна. Повторяю. Пять-десять, а не семьдесят один, не сто и не стодвадцать, как у нас принято. Они оказались не так глупы, как мы думали. Они берут гораздо меньшие черенки, чем у нас принято и считают, что они приживутся. Они умеют работать и знают что делают.
- Дядя! Они опасны! Надо немедленно уничтожить весь их сбор. А им, раз уж ты, так неосмотрительно, пообещал подарить саженцы, дать по паре-тройке хилых прутика. Пусть сажают сколько влезет. Пока вырастет, пока смогут размножить, пройдёт лет двадцать, а к тому времени все уже будут культивировать эту ягоду. Только вот конкуренции нам представлять не будут. Мы пойдём ещё дальше.
- Вот так и получится, что и слово сдержал, и монополию нашу на вино защитил. А то и придушить тишком, где-нибудь на обратном пути, а то и самом замке, можно. Чтоб и не узнал никто, и на тебя не подумал. В замке даже предпочтительней. Все свои, никто не проболтается, да и слуги, видя такое дело, молчать будут.
- Да-а-а, девочка, - покрутил головой князь. – Похоже, кто-то в твоём семействе тебя крупно недооценил. С твоей хваткой, да с твоим упорством, не замуж за старого пердуна выходить, а единолично править боярской вотчиной, а то и любым княжеством. Недооценил тебя мой братец со своей жёнушкой. Недооценил.
- А ведь мы с тобой интересные дела можем закрутить. Мне то такой разворот даже в голову не приходил, а ты вона как повернула. Но только уничтожать черенки мы не будем, а заложим из них новую плантацию. А помогут нам в этом те самые хитрецы, что их же и заготовили. Вот и посмотрим как они это смогут. А не смогут, заставим.
- В конце концов, не пропадать же добру, - рассмеялся князь.
- Так что готовься племяша. Мои деньги, статус и возможности, да твоя голова. Вместе мы многое смогём.
- Глядишь, и бояр со временем подомнём. Сами будем править. Самовластно! – чуть не закричал от радостного возбуждения князь.
- А не боишься, дядюшка, что я и тебя подомну, что сама буду править, да хозяйничать. Сам же признал, что моя голова многого стоит.
- Нет, моя дорогая. Стар я уже бояться, да и терять мне нечего. Ещё пара, другая лет и скинут меня бояре с трона княжеского, а то и вовсе тишком удавят. Так что тебе прямой резон за спиной моей отсидеться, да силушки поднабраться. А там, глядишь, и смуту замутим, посадим тебя на трон княжеский. Муженька тебе подберём. Тихого, да покладистого. Для спокойствия боярского. Никто и знать не будет что, откуда, почём.
- А укрепимся на троне княжеском, там уж и поздно боярам менять что-либо будет. Силу наберём, всех в бараний рог скрутим.
- Мне уже такими вещами заниматься поздно, годы не те, да и не для кого, а тебе, вроде как незачем, да ещё и рано. Вот вместе мы это дело и осилим.
- Ну, а уж совсем потом, как утвердишься на троне, то и я, уже за твоей спиной, отсижусь спокойненько.
- А то, бояре, взяли в последнее время моду князей бывших и нынешних разорять, да по миру пускать. Ты что думаешь, князь Бугравский просто так разорился? Ошибок мол, напорол? – прищурив левый глаз, въедливо спросил князь.
- А что? Нет, что ли? – задумчиво протянула княжна.
- Никто его за руку не тянул и в экспедицию эту, на южный континент, не гнал. Сам корабли снарядил, сам и потерял, - добавила, как припечатала, княжна.
- Ну да, ну да. Сам. Конечно же сам. Кто же ещё, как не сам? – развеселился князь.
- Ты что-то знаешь, дядя, - уставилась на него княжна. – Коли знаешь – говори. Не тяни кота, сам знаешь за что.
Князь медленно прошёлся по комнате, постоял у камина, подошёл к окну и задумчиво уставился на огоньки далёкой деревеньки.
Княжна молча и терпеливо ждала, зная по опыту, что в этом состоянии князя лучше не трогать и течение его мысли - не перебивать.
- Был у меня человечек один, - вполголоса , чуть ли не прошептал князь, – незаметный такой. В двух шагах рядом пройдёшь, внимания не обратишь. И послал я его наняться матросом на те суда, что на континент южный собирались. Тогда как раз призыв бросили, нанимали охотников до богатств заморских, своих, мол, не хватало.
- Мне тогда ещё это странным показалося. Ну да не о том речь.
- Словом, матросом ли, стюардом ли, коком ли, а главное попасть на те корабли и внимания к себе он привлекать не должен был ни под каким видом.
- Так оно и вышло. Нанялся он на корабль. Причём, именно на главный, поближе к руководству экспедиции, и тихо, незаметно, делал своё дело. За капитаном присматривал, почту перлюстрировал и, донесеньица мне регулярно передавал. Так, мол всё, и эдак.
- Главное же, что не ждал от него никто никаких таких особых талантов. И внимания на него никто не обращал. Ну матрос и матрос. Много их там бегает.
- Так что когда вышел бунт среди матросов, уже по возвращении того что осталось от экспедиции, домой в порт. Когда боярская гвардия вырезала поголовно казармы с бунтовавшими матросами, никто и не обратил внимания, что исчез матросик-то. Безследно, заметь. Много тогда народу погибло и никто трупы, особенно не считал и к личностям погибших не присматривался.
- Так вот. Добрался он до меня, чуть живой, правда, да а последнем дыхании. И поведал много чего интересного. Мол, с самого начала слишком много странного было связано с этой экспедицией. Начиная со снабжения, когда взяли столько продуктов, что их едва хватало на скудное питание матросам, да воды – только на один-два месяца пути. А плыть, если ты не знаешь, требуется три-четыре месяца, а то и не управишься.
- Да и пресловутое нападение пиратов, как-то слишком удачно и вовремя подвернулось. Как раз, как вода кончилась, так и пираты появились. Как знали.
- Ну, всё. Абсолютно всё, было против.
- Внешне, вроде бы, всё хорошо, всё естественно, да торчали отовсюду ушки боярские, да ручки их тяжёленькие чувствовались. Так, незаметно, на грани восприятия, как писк комариный.
- Ну да, человечек у меня был наблюдательный, всё что надо заприметил, да ниточки то и раскопал.
- Одним словом, бояре то пиратов натравили на корабли княжеские, а потом, для сокрытия следов, бунт в казармах учинили. Они же его, бунт этот, и подавили, да свидетелей лишних под шумок повырезали. Пойди теперь, докажи что-либо.
- Вот так вот. А ты говоришь, боюсь ли я.
- Боюсь, племяша. Боюсь.
- Да не того боюсь, что ты меня, старого, подсидишь. А того боюсь, что дело моё тайное, на возвышение рода нашего, княжеского, направленное, сгинет, прахом пойдёт. Не боярского, княжна, княжеского.
- А так оно и случиться может, коли Ты не включишься в дело моё.
- Давно я за тобой наблюдаю. Вот только с женихом твоим, пердуном старым, не доглядел. Только вот, думается мне, не просто так тебя взялись срочно замуж выдавать. Какие года твои? Это у смердов принято, чуть сиськи вылезли, так и замуж пора, а то и ранее.
- Как бы не были это поиски врагов наших, бояр владетельных., заранее убирающих семью нашу из списка кандидатов в князья.
- Тебя замуж за старика, да в медвежий угол, или в пограничье на ящерову кромку. Кажется, там где-то у твоего жениха замок.
- Там, там, - мрачно проговорила княжна.
- Братца твоего, безтолкового, - продолжал князь. - Вот уж дал бог племянничка. Одна извилина в голове, да и та на баб заточена. Ему бы к амазонкам. Вот те бы быстро ему укорот дали. Обложили бы жёнами, как свинью мочёнымим яблоками, да кормили на убой. А тому, дураку, больше ничего и не надо. Так что ты моя единственная надежда.
- А вместе мы сила. Твой ум – моя сила. Поперва то я порулю, а потом уж и ты дело наше семейное, в рученьки свои белые, примешь.
- Ну, как? По рукам, племяша? – спросил князь, протягивая руку.
- По рукам, дядя! – протянула свою руку княжна. – Ты, я вижу, времени зря не терял и всё что надо обдумал. Да и возможностей твоих я, до совершеннолетия, не имею. Так что, как говорится: «С утреца и примеца». И за гостей наших, пронырливых, и за бояр зарвавшихся и за химика-отравителя.Всякое большое дело будем теперь начинать с ма-а-а-ленького такого веселья. С костерка такого махонького, да с человечком ста-а-реньким, - скаламбурила весело княжна.
Всё бы тебе веселиться, проказница, - подхватил её спич князь, ласково глядя на неё добрыми стариковскими глазами.
Ладно! Будет тебе веселье маленькое перед делами трудненькими. А сейчас, спать. Спать, спать, спать. Перед завтрашним трудным днём выспаться надо, чтобы ничего не забыть из планов наших громадьё.
Княжна, весело крутнувшись и распустив колоколом пышные юбки, вприпрыжку, побежала к себе, а князь принялся перебирать бумаги, в безпорядке разбросанные по рабочему столу, тихо что-то ворча себе под нос.
Маня медленно, тихо как мышь, с застывшим, сведённым злой судорогой лицом, осторожно выскользнула из-за портьеры углового окна. Неслышно ступая босыми ногами по пушистому ворсу толстого ковра, Маня медленно прокралась за спиной князя в соседнюю спальню, где был выход на окружающую этаж террасу. Тихо, боясь лишний раз вздохнуть, Маня тихо распахнула приоткрытую дверь на балкон и, пригибаясь под подоконником окна кабинета князя, прокралась обратно к двери, выводящей с балкона на галерею.
Слава богу, что дверь не захлопнула, - с облегчением подумала Маня, протискиваясь в проём полу распахнутой двери.
Вот так и князюшка. Ай, да радушный хозяюшка, - покрутила головой Маня. – Да и княжна то, какова. А со стороны взглянешь, дюймовочка. Сущий ангел. Солнышко лесное. До поры, нетоптаное, - зло закончила размышления Маня.
Сучка, гадючка. Такую не то, что оберегать, такую давить надо. Везде и всегда. Сразу. Чтоб не извернулась, да не укусила зубками своими ядовитыми. Чтоб даже на семя ничего не осталось.
Змея. Подколодная змея, - продолжала шипеть про себя Маня.
Срочно к Сидору. Сваливать надо. Немедленно. Пока не расссвело. Пока ещё есть время, - судорожно уже думала на бегу Маня, бешенным галопом несясь по пустым коридорам гостевого крыла замка.
Хорошо хоть стражи в нашем крыле не выставлено. Есть бог на свете! Есть! Ну, я тебе устрою, княжеское ваше сволотеньство. Попомнишь ты нас, милая. И тебе, князёк, припомнится: и корешки куста-ягодки, и костерок праздничный, и благодарность княжеская за племянницу спасённую. Монополия, говоришь. Будет тебе монополия. Хрен ты что-либо продашь. Задавим гада. На корню задавим.
За корни, задавим на корню, - уже совсем весело, чуть ли не в голос, промурлыкала про себя Маня.
Не видать трона князей, как и собственных ушей, - поморщилась от корявой рифмы Маня. – Хотя, как раз ушей то у него и нет, - вспомнила она про отсутствующее у князя ухо, потерянное им: то ли в бою со звероящерами, то ли выдранное медведем на охоте, заодно с половиной скальпа.
Сидор! Сидор! – придушено сипела Маня, судорожно дёргая закрытую дверь их общей комнаты.
Вот чёрт! Заперто, спят заразы. Сидор! – чуть не плача, продолжала орать Маня.
Ты чё орёшь, дура! Совсем с ума сбрендила. Ночь на дворе, - неожиданно раздался над её ухом яростный шепот Димона.
Стряслось что. Или опять с княжной чего не поделили, - продолжил он, открывая дверь и пропуская Маню вперёд.
Сваливаем, - яростно зашипела на него Маня, бросаясь в свой угол за вещами.
Немедленно сваливаем. Утром князь с княжной турнут нас отсель. Да корешки наши отберут. Всучат по паре дохлых кустиков, и бывай здоров. А старика вашего, на костёр. А то и нас, глядишь, ему в компанию подсунут, - давясь словами скороговоркой выпалила Маня, судорожно засовывая свои вещи в заплечный мешок.
А ты что сидишь? – набросилась на Димыча Маня. – Живо собирайся. Не успеем до утра, здесь и останемся. В веках и твёрдой памяти. Точнее в порошкообразной памяти, на полях рассеянной. В виде удобрений. Зольное удобрение, знаешь, есть такое, - продолжала частить Маня, судорожно мотаясь по комнате.
Стоп. А чего это ты стоишь?
Маня, всё давно уже собрано. Ждём только тебя.
Ты одна, что ли, такая умная, князюшку нашего раскусила. Ещё с вечера Сидор обратил внимание на странное поведение нашей княжны. Ходила тут, ныряла носом своим по всем углам. В баулы, да короба наши, непонятно зачем, заглядывала.
В отличие от тебя, ни я, ни Сидор, никогда ей не верили. Ни тогда, ни сейчас. А уж здесь то, в родных пенатах, нутро княжны то и выползло. Думаешь, мы ей поверили, что жечь никого не будут, да саженцы шишко-ягоды подарят. Щаз!
Да после того, как она доктору, с того света её вытасщему, да от гангрены спасшему, полушки медной не заплатила, не было у нас никакого к ней доверия, как и расчётов на слово её княжеское. Да и дворня, местная, Корнею, много чего порассказывала подобного и о князе и о княжне. Два сапога пара, что один, что вторая…
Стой! А химик! – чуть не в голос заорала Маня, став столбом посреди замкового двора, куда они к тому времени уже добрались.
Да тише ты, скаженная, - зашипел на неё Димыч, - быстро увлекая девицу в тень от замковой башни.
Забрали мы твоего химика, забрали. Тебя только и ждали. Уж семь пар сапог у задней калитки стоптали, тебя дожидаючись. Лошади готовы, рассвет скоро, у старика крышу от страха снесло, трясётся весь, рвётся из замка, а ты тут сцены устраиваешь. Да посреди двора. Всполошишь охрану, будет нам веселье, а уйти надо тихо. Пока стража не проспалась. Даром что ли Корней вечером на охрану два литра «спиритуса» перевёл. Хоть князь и мечет икру по поводу водки, а народ местный химика зауважал, особливо продукт евойный.
Ну да, зауважал, а на костёр завтра потянул бы не рассуждаючи, - пробормотала под нос Маня.
Чего ж ты хочешь, холопы. Пить, жрать, да баб е…ть - вот всё что их интересует.
Да не тыкай ты своими грабками мне в спину, - рассерженным котом зашипел Димыч на подпрыгивающую от возбуждения Маню. – Вся спина в синяках будет.
Будет, будет. Всё тебе, милый, будет! – радостно зачастила Маня, увидав в светлом створе калитки тёмные силуэты Сидора и Корнея.
Милый? Всё будет? – задумчиво протянул Димон. – А что, я не прочь. Вечерком, да…
По шее тебе будет, козёл озабоченный, - зашипела сдавленным голосом Маня.
Маня, Димыч. Ещё одно слово, и я сам, лично, дам обоим по шее, - раздался тихий, ровный голос Сидора. Не откажу себе в удовольствии.
Притихшие и разом растерявшие неуместное веселье Маня с Димичем, уже молча, без комментариев, вскочили на лошадей, и вся группа беззвучно выскользнула из задней служебной калитки.
Медленно и осторожно переступая обмотанными тряпками копытами, небоьшая группа всадников обогнула по краю посад и выбралась на главную дорогу. Из замка был только один путь, по которому можно было двигаться. Только сторону столицы, туда откуда не далее, чем пять дней назад прибыли теперешние беглецы.
Остановившись и закрепив на копытах лошадей ветки, заметающие следы, поднимая столбы пыли, группа, пришпорив лошадей, зарысила к ближайшему городу.
Если скоро не хватятся, то пыль уляжется и ни одна собака не будет знать в какую строну мы двинулись, - неожиданно выдал Корней.
Особенно учитывая то, что тут всего одна дорога и дальше замка идти некуда. Горы, а за ними ящеры, - насмешливо поддержал его Димыч.
Вот именно, - продолжил Корней, - рассвет скоро, а значит и хватятся они часа через три, максимум четыре. Спиритуса вчера не жалели, так что пока проспятся, почешутся… Часа два-три то уж точно есть.
Ты забыл про князя, не говоря о княжне, - включился в разговор Сидор. – Эти так просто не отстанут. Это же надо такая оплеуха, гости сбежали, и это, не считая выкраденного химика.