Следующая неделя прошла спокойно, в размеренном ритме между работой на заготовке икры и корчёвкой пней. Маша, довольная жизнью, сияла. Её подопечная тоже ходила довольная. Бока её, до того какие-то облезлые, со свалявшейся после голодной зимы шерстью, теперь округлились, а шерсть лоснилась, как начищенная ваксой, отблёскивая на солнце. Установившаяся идиллия кончилась опять по вине неугомонной медведицы. К ней заявилась конкурентка. И началось. Сначала, они ходили кругами друг против друга, просто переругивались. Потом, видимо, Катеньке нашей это надоело, и она перешла к активной фазе. И начала она, не много не мало, с корчёвки пней. Что ей в голову стукнула, один Бог ведает, но, видимо, устав просто ходить по кругу и орать, она решила использовать приобретённый опыт корчёвки и утвердить своё физическое превосходство перед соперницей. И в один прекрасный момент, взяла и разом выворотила из земли здоровенный пенёк, победно рявкнув на соперницу. Однако та, на удивление, не осталась в долгу, и, правда, поднатужившись, тоже выворотила немаленький пень. Обиженная таким оборотом Катенька, не придумала ничего лучше, как взяла и выворотила второй пень. И пошло. Одна тащит один пень, а вторая следом за ней, тащит другой. Вытащат и сидят, орут друг на друга. Два дня так они орали, и пни тягали, пока, наконец-то, виновник конфликта не вмешался. Видать его заело, что бабы пни тягают, а он как бы в стороне и ни причём. И этот ловелас в медвежьей шкуре не придумал ничего лучше, как тоже показать свою силушку, и включился в соревнование по корчёвке пней. Что тут началось. Медведицы орут, и пни из земли прут. Мишка орёт, и пни из земли прёт. Шум, гам, ор. Не выдержав накала страстей, Сидор с Димоном смотались на рыбную ловлю, в тишину и покой, и готовы были работать задаром, лишь бы не видеть любовных мук сбрендившей троицы медведей, изо дня в день устраивающих соревнования по корчёвке пней. Но не тут то было. Активная работа на свежем воздухе разбудила Катенькин аппетит, и ей теперь, томимой любовной мукой и активной физической работой, уже не хватало одной подводы рыбы в день на пропитание. Тем более что соперница её, не спрашивая ничьего разрешения, тоже пристроилась к халявной кормушке и активно поедала Катенькин провиант, сидя по другую сторону привезённой телеги с рыбой. Наша Катенька, борющаяся за звание Ударницы Корчёвного Производства, всем на удивление, не обращала на это безобразие совершенно никакого внимания, допустив к столу свою соперницу. Мужикам пришлось поднапрячься и вытребовать у бригадира разрешения ещё на одну ездку с телегой рыбы, мотивируя это тем, что большой отход в производстве копчёностей. Мол не хватает умения коптить, много пропадает. Посмеявшись над умельцами, бригадир дал своё согласие, и теперь у ребят ещё больше сократилось время для сна. Им приходилось постоянно мотаться между берегом реки и участком вырубки, постоянно подгоняя лошадь, стараясь побыстрее доставить рыбу к изголодавшимся медведицам, пожирающим это добро в неимоверных количествах. О всяком копчении пришлось забыть. Не было ни времени, ни сил. Они теперь только тупо кидали рыбу с земли, на воз, и с воза на землю, стараясь поскорее освободить транспорт для следующей ездки. Казалось, что хуже уже быть не может. Оказалось, что это только им казалось. Привлечённые развернувшимся соревнованием и углядев в этом какой-то свой интерес, к трём медведям подтянулись ещё желающие. Теперь каждый новый день начинался с коллективной распевки мужских особей медведей, устраивающих ежедневный массовый утренний ор посреди ещё не раскорчёванной поляны. Завывая и одновременно красуясь перед своими подругами, поорав, не менее получаса, медведи степенно, не торопясь, начинали драть пеньки из земли. Насытившись с утра на рыбных тонях потрошёной рыбкой и подгнившей рыбьей требухой, теперь медведи уже не ложились спать, как до этого, а отправлялись всей толпой к ребятам на вырубку. И работа кипела. Ни о каком уже складывании в кучи, разделке на части, для удобства перетаскивания, и сжигании, речи не шло. Времени хватало едва только на то, чтобы подрубать особо упрямые корешки, да выскакивать из-под выдираемых из земли пней. Женская половина медведей, как, кстати, и Маня, работу бросила и только посматривала на упирающихся медведей, надрывающихся на корчёвке. Теперь к привозимой дважды в день рыбе выходили на питание все медведицы, что привели своих мужиков на вырубку. Рыбы катастрофически не хватало. Пришлось вытребовать у бригадира ещё одну лошадь на вывоз рыбы, и сосредоточиться только на вывозе. На свалку, как они объяснили недоумевающему бригадиру. Подивившись на такое радение об окружающей среде, бригадир тем не менее, с радостью согласился, так как с появлением новых уборщиков, как они продолжали себя называть, вонь гниющей рыбы, до того постоянно преследовавшая места разделки, резко пропала, так как гнить было просто нечему. Всю потрошёную рыбу, ребята увозили куда-то в другое место. Куда, никого совершенно не интересовало, только ребятам за ударный труд, повысили зарплату, аж до целых трёх серебрушек. Сами же раздельщики, видимо ободрённые чистым воздухом, и отсутствием необходимости отвлекаться на уборку рыбьей требухи, смогли сосредоточиться только на лове и увеличить выход икорного деликатеса чуть ли не вдвое. Видя такой рост производительности труда, Сидор, не выдержав, всё же поинтересовался, а не хотят ли господа добытчики поделиться с ними, хотя бы малой частью своих доходов, так как именно благодаря им, они смогли так увеличить выход готовой икры. На что тут же получили ответ, что на чужой каравай, рот не разевай. Вам мало платят, но вы работаете, значит, довольны, и, следовательно, платят достаточно. Подивившись такой жадности, Сидор с Димоном решили больше не спорить, и вопрос об оплате не подымать, но при случае, обязательно припомнить подобное жлобство. Так прошёл весь месяц. К концу его вся бывшая вырубка представляла собой мёртвый, лунный ландшафт. Только в одном, ма-а-аленьком углу зеленел кусок, засаженного в самом начале огорода. Вся же остальная территория представляла собой какую-то чудовищную мешанину из вывороченных пней, перемешанных с землёй и мелким подростом, закопанным тут же в эти кучи. Самую же жуть представляли две огромаднейшие горы пней, сваленных пополам с землёй, в безпорядке друг на друга, по обоим сторонам поляны. Это под конец расстарались медведи, разделившиеся на две части, и начавшие соревноваться друг с другом, сваливая выкорчёванные пни в две разные кучи и сравнивая, у кого больше. Попытавшихся поджечь эти кучи ребят, медведи аккуратненько оттеснили в сторону, не давая порушить свои вавилонские башни. Но, слава Богу, кончились пни, кончился и этот дурдом. Рявкнув напоследок, друг на друга, обе команды корчевателей мирно удалились восвояси. Па пепелище, иначе это лунное поле никак нельзя было назвать, остались только Катенька со своим хахалем и, ну, и ни фига себе, её соперница. Поревев напоследок, что-то особенное, непосредственно ребятам и конкретно Мане, медведи развернулись и, махнув напоследок филейной частью, скрылись в дебрях окружающих лесов. - Мда-а, - протянул устало Сидор, оглядывая окружающее безобразие, - как был у нас огород в одну сотку, так и остался. - Зато весь участок раскорчёван, - оптимистически заключила Маня, ковыряя кончиком ботинка помятую грядку. – Остаётся только попилить, да пожечь. - А также заровнять, укатать, утрамбовать, вспахать, корни мелкие выбрать, камни собрать, - кивнул Сидор на здоровенный валун, гордо высящийся на вершине одной их куч. - Это кто же такой умный оказался, - задумчиво спросил Димон, разглядывая каменюку. - Если ты заметил, - ядовито откликнулся Сидор, - то за последний месяц тут таких умных и мохнатых было не счесть. Один умнее другого. Как они ещё не стали тут в салочки играть, да камнями перекидываться. - Ущипните меня, - задумчиво проговорил Сидор, оглядывая лунный пейзаж, характерный более для какого-нибудь карьера, чем для сельскохозяйственного поля, - … Ай, вы чего. Я же пошутил. - Когда медведей на работу нанимал, тоже шутил? – ядовито поинтересовалась Маня. - Да кто ж знал, что они набегут на пни, как на пасеку мёда. Теперь они все пни в округе повыкорчёвывают. - Это вряд ли, - заметил Сучок, как всегда неожиданно вылезая из-под руки Сидора. – Тут им был интерес, покрасоваться перед подругами. А там что? Одна маета и морока. Так что не ждите, ничего больше корчевать они не будут. Не дождётесь. - А и хорошо, - заметил Димон. – Нечего этим жлобам такую силушку использовать. Пусть сами, пердячим паром, как мы, поначалу. Как те мужики, что мы видели, когда вышли к городу. - Нет, ну какие жлобы, - никак не мог успокоиться Димон. – Жалко было лишнюю монетку, для ровного счёта, подбросить, - мрачно проговорил он, перебирая в кармане дневной заработок. - Будем ещё что-нибудь равнять? – устало поинтересовался Сидор, скептически посмотрев на меленький огород, всё, что они смогли сами раскорчевать. - А оно тебе надо, - равнодушно спросил его Димон. – Хай, зарастает, пока не вернёмся. - Может, рыбки покоптим, - робко поинтересовалась Маня, посмотрев на одиноко стоящую лошадь с пустым возом. - Меня от этой рыбы, - мрачно заметил Димон, - вот уж целый месяц, от одного только запаха, мутит. Как в первый день, чуть не блеванул, так и не отпускает до сих пор. - Во, во, - согласился с ним Сидор. – Я на эту рыбу, наверное года два, а то и три, смотреть не смогу. Провонял насквозь. Наверное, всю одёжку придётся выкинуть, если не отстирается, - сожалеючи заключил он. На том и закончили, и, не отвлекаясь больше ни на какую работу по опостылевшему огороду, отправились отдыхать.
(
