Корзина для переноса раков.

    С собой,  взяли десяток варенных и пару десятков живых раков, положив их в рюкзаки и переложив крапивой. Решили посмотреть, насколько их хватит, на какое расстояние их можно пешком перенести и как долго они смогут выжить. Ещё не было такой жары как летом, а вечерами вообще прохладно. Для переноски раков сплели короб из ивовых веток, для чего всё-таки заставили Димона сплести три небольшие корзины с крышками, как раз, чтобы можно было удобно их устроить в рюкзаке. Переложив раков крапивой, тщательно закрепили крышки, чтобы, не дай бог, не вылезли по дороге. Больно уж они были кусючие. Корзины были удобны ещё и тем, что позволяли на привалах, при наличии любого ручья, держать их в воде, продлевая ракам жизнь.

Встреча с ящерами.

    Следующий день ничем особым не ознаменовался, если не считать того, что ни свет, ни заря, они сорвались с места, стараясь поскорее покинуть опасные места. Когда, уже в полдень, вдали от озёр, едва разминулись с дозором ящеров на птицах, ещё раз убедились в том, насколько они были безпечны. Только повышенные меры предосторожности, позволили им заранее их заметить, настолько они передвигались неслышно и, в высокой траве, практически невидимо. Только какие-то страусы, используемые ими в качестве ездовых животных, позволяли их замечать издалека.

     Какие-то они были мелкие и незначительные, как показалось им. Тем не менее, решили не связываться. Не для войны они в поход отправились, а на поиски профессора. Потом только сообразили, что первая группа ящеров на ездовых птицах, были нечто вроде передового дозора, охраняющего небольшую толпу пленных, человек в десять, бредущую в окружении многочисленной группы больших ящеров, особей не менее двадцати. Это уже были не та мелкота, что передвигалась на страусах. Только ростом они были не менее двух метров, не считая ширины плеч и общей массивности тела.

    Стало понятно, что у озёр скоро образуется новая яма с костями людей. Связываться с такими, было смерти подобно. Не те у них силы. Нет ни умения, ни мастерства, да и всех не освободишь. Вроде всё правильно, но остаётся на душе мерзкое чувство, гадливости. И понимаешь, что сделать ничего не можешь, и тоска от того берёт, что ничего не сделал.